Исаак Левитан и Антон Чехов
Дружба Чехова и Левитана стала особенно крепкой после того, как Левитан вместе с семьей писателя провел лето 1885 года в подмосковной усадьбе Бабкино. Но публикация чеховского рассказа «Попрыгунья», в которой современники увидели отражение истории личных взаимоотношений Левитана с замужней Софьей Кувшинниковой, разорвала на время их дружбу. И только спустя три года после тех событий, в 1895 году, Левитан вновь встретился с Чеховым, «и оба кинулись друг к другу, так крепко схватили друг друга за руки – и вдруг заговорили о самых обыкновенных вещах: о дороге, о погоде, о Москве… будто ничего не случилось».
Александр Иванов и Николай Гоголь
Дружба Иванова и Гоголя прочно сохранялась долгие годы, несмотря на то, что художник и писатель имели совершенно разные характеры: Иванов, украшенный «мудрою скромностью и смирением», неспособный к насмешке, и Гоголь, который все замеченное в жизни мог довести до гротескного преувеличения. Сблизили художника и писателя общая любовь к Рафаэлю, религиозность и работа над главными в своей жизни произведениями: Гоголь работал над «Мертвыми душами», а Иванов — над «Явлением Христа народу». Гоголь всячески помогал другу: покупал карандаши, составлял прошение и даже приглашал Жуковского в мастерскую, надеясь, что тот сможет как-то помочь через своего воспитанника цесаревича Александра.
Всеволод Гаршин и Илья Репин
Произведения Репина привлекли Гаршина задолго до знакомства с художником, об этом свидетельствуют письма, в которых Всеволод с большой любовью отзывался об увиденных полотнах. А через некоторое время после личной встречи Гаршин сказал о Репине, что как человек он ему нравится не меньше, чем как художник. У Репина сложилось ответное впечатление о писателе, с первого же взгляда на которого ему захотелось писать портрет. А этюд к портрету Гаршина позднее был использован Репиным в картине «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года».
Карл Брюллов и Александр Пушкин
Дружеские отношения между Пушкиным и Брюлловым не были продолжительными, но они точно не прошли бесследно ни для поэта, ни для художника. Брюллов, как-то оказавшийся проездом в Москве, остался там почти на полгода: художник медлил и сказывался больным, только затем, чтобы не поезжать в столицу. Пушкин приехав в Москву, сам поспешил встретиться с Брюлловым, и на следующий день написал жене: «Он очень мне понравился. Он хандрит, боится русского холода и прочего <...>. Мне очень хочется привезти Брюллова в Петербург». А всего за два дня до дуэли Пушкин в последний раз встретился с художником, посетив вместе с Жуковским академическую квартиру Брюллова.
Михаил Врубель и Николай Римский-Корсаков
Из всех знакомых ему художников Римский-Корсаков особенно выделял Врубеля, с которым у композитора образовалась творческая и дружеская привязанность. Врубель оформил несколько корсаковских опер, а его жена, Надежда Ивановна Забела, исполняла едва ли не весь корсаковский репертуар для лирического сопрано. Композитор и художник познакомились на рубеже веков, и в письме к Римскому-Корсакову Врубель подтвердил «доброе влияние» друга на свое решение «посвятить себя исключительно русскому сказочному роду».
Лев Толстой и Николай Ге
Знакомство Толстого с Ге, произошедшее в 1882 году, оказало сильное влияние на творчество последних лет жизни художника. После того, как Ге случайно прочитал в газетах статью Толстого о «переписи населения» в Москве, он отправился туда, прожил там больше месяца и каждый день бывал у Толстого. Ге стал очень ранним «толстовцем» и в повседневной жизни стремился следовать всем учениям Толстого: художник стал работать физически, клал соседям печи. И Ге настолько сблизился с Толстым, что Толстой в шутку мог сказать: «Если меня нет в комнате, то Николай Николаевич может вам ответить; он скажет то же, что я»
Даниил Хармс и Казимир Малевич
Дружба Хармса и Малевича завязалась благодаря общим взглядам на искусство и творчество. В феврале 1927 года Малевич подарил Хармсу свою книгу «Бог не скинут: Искусство, церковь, фабрика» и подписал: «Идите и останавливайте прогресс», а Хармс в ответ через несколько дней написал специально для Малевича стихи «Искушение». И даже когда Малевич умер, Хармс, не любивший посещать похороны, пришел проводить друга и положил ему в гроб свои стихи, написанные, по-видимому, незадолго до этого, но немного изменённые и посвящённые художнику.
Анна Ахматова и Иосиф Бродский
Иосиф Бродский познакомился с Анной Ахматовой, когда ему был двадцать один год, а Ахматовой – семьдесят один. Дружба и поэтическое влияние друг на друга запечатлелись в художественных произведениях. В эссе «Муза Плача», посвященном Анне Ахматовой, Бродский напишет: «Поэзия – более, чем другие виды искусства, – есть способ воспитания чувств, и заучиваемые наизусть ахматовские строки закаляли сердца и сознание читателей...». А ранее, в 1963 году, Ахматова надписала Бродскому книжку своих стихов: «Иосифу Бродскому, чьи стихи кажутся мне волшебными». Есть легенда, что, уезжая из России, Бродский взял с собой две книги: томик стихов Джона Донна и томик Ахматовой.
Сергей Курехин и Тимур Новиков
Отношения Тимура Новикова и Сергея Курехина не ограничивались дружбой: они совместно участвовали в перформансах «Поп-механики», Новиков оформлял занавес для выступлений оркестра, создал ныне утраченный портрет Курехина. А в 1988 году Новиков, наряду с Курехиным и Сергеем «Африкой» Бугаевым, принял участие в единственном в России представлении перформанса Джона Кейджа.